В ТРАНСВААЛЬ!

В Москву прибыли из Петербурга несколько добровольцев, по большей части офицеры запаса, направляющиеся в Трансвааль на помошь бурам. Пример капитана Ганеикого, ныне, быть может, покойного, и его русской сотни, очевидно, произвел свое действие. Но несколько странно то, что сборным местом явился Орел; Петербург выслал добровольцев, но относительно предоставления удобств им остался глух.

Но расскажу все по порядку.

В гостинице «Европа» [Москва] добровольцы занимают два небольших номера. Глава их, поручик К., сегодня же уезжает в Орел, чтобы лично узнать о положении дел в тамошнем комитете по сбору пособий для добровольцев.

Милые, сердечные молодые люди радушно приняли меня — первого из представителей московской прессы, к ним заглянувшего. Мне была показана Святая икона, данная им отцом Иоанном Кронштадтским с собственноручной надписью и благословением на подвиг и за правду.

«Мы вовсе не противники Англии, — говорил мне поручик Б-ч. — Но мы идем за правое дело; мы прольем нашу кровь и пожертвуем жизнью, помогая слабейшей стороне. Таков наш простой и искренний ответ на вопрос: почему мы едем в Африку?»

Я пожал руку благородным молодым людям и согласился с ними, что спешить на помошь слабому и за правду — всегдашний девиз русских людей.

Разговор коснулся деталей предприятия.

Оказывается, в Орле дал средства на поездку купец Ротиков, а один офицер принял на себя инициативу сформирования отряда.

— И много охотников ехать? — спросил я.
—
— О, много! В Петербурге записалось до сотни. Но дело в том, что все наши
средства не превышают 12 000 рублей, а на эти деньги больше двадцати человек не
перевезти до Лоренцо-Маркеза.
—
Один из добровольцев заявил, что некоторое время мечтали составить московскую сотню.

— И что же? Как дела с московской сотней? — спрашиваю.
—
— Молчит Москва, — отвечают. И по опечаленным лицам можно заметить, как
больно трогает благородную молодежь молчание Москвы.
—
— То ли было в Москве в сербскую войну, — заявил кто-то.
—
Я поспешил заступиться за Москву… Москва — это сердце России, а мы знаем: сердце это всегда бьется за правое дело, за слабейших и против насилия.

Поручик Б.[Бискупский?] сказал мне: «Сюда, в гостиницу, уже являлся охотник жертвовать из купечества, но мы не можем принимать сборов и направляем их в Орел. Это значительно охлаждает жертвователей…»

Святая икона, дарованная отцом Иоанном Сергеевым [Кронштадтским], изображает архистратига Михаила. На ней рукой уважаемого пастыря сделана следующая надпись: «Призываю благословение Божие на ваши головы, желаю вам благополучно доехать, встать на защиту глубоко несчастных и угнетенных собратьев-буров и вернуться невредимо на родину. Вручаю вам образ архангела Михаила. Аа охранит вас святой архистратиг в часы опасности!»

В числе добровольцев есть бывший питомец Московского университета, ныне кандидат на судебные должности.

Часть партии остается в Москве, пока поручик К. и его товарищи съездят в Орел. Добровольцы намерены ехать через Одессу, на Порт-Саид, не останавливаясь в этом городе по его неблагополучию от чумы, а затем в Аден. Дальнейший маршрут выяснится впоследствии.

Прошаясь, мы еще раз пожалели, что Петербург и Москва дали себя опередить Орлу, а орловский купец Ротиков явился первым отозвавшимся на помощь слабым и за правое дело.

«Русский Листок». № 3742, с. 2.
С.С.Орлицкий 5/18 апреля 1900 г.,